ИСТОРИЯ
Мой первый урок филантропии в России
Элайза Клоуз, Вашингтон
перевод Юлии Герасимовой
Своим первым опытом филантропии в России я обязана Джорджу Соросу. В марте 1987 года господин Сорос решил прощупать почву для организации в России Фонда Сороса. К этому времени он уже основал Фонд "Открытое общество" в Венгрии и хотел открыть подобное учреждение в Москве, в сердце закрытого тогда еще советского общества.
В то время я жила в Чикаго, где мой супруг работал корреспондентом "Вашингтон Пост", освещающим события Среднего Запада и Канады. А несколькими годами раньше, с 1977 по 1981 годы, он работал главным редактором Московского отделения "Вашингтон Пост". За то время, что мы жили в Москве, я познакомилась со многими людьми и достаточно хорошо выучила русский язык, чтобы перевести несколько заметок Лидии Корнеевны Чуковской. Мой друг, работавший в организации по правам человека "Хельсинки Вотч" ("Вахта Хельсинки"), членом Совета которой был господин Сорос, знал о моей работе и, когда переводчице господина Сороса в последний момент отказали в визе, предложил мне занять ее место. Разумеется, я согласилась.
В Москве мы остановились в гостинице "Украина", практически напротив дома №7/4 по Кутузовскому проспекту, где мы с семьей жили, когда супруг работал на "Вашингтон Пост" в Москве. Моя работа заключалась в том, чтобы сопровождать господина Сороса на встречи с диссидентами, независимыми учеными, отказниками и религиозными активистами, составлявшими Движение за права человека. Официальный переводчик Миша Брук сопровождал его на более формальные встречи с представителями учреждений науки и культуры. (Забавно, что шесть лет спустя моя дочь познакомилась и вышла замуж за молодого человека, который оказался племянником Брука. Но тогда было уже другое время.)
Вместе с Джорджем Соросом мы "путешествовали" по задворкам и анонимным домам, где жили диссиденты, которых ему порекомендовали. Он хотел услышать их мнение по поводу своей идеи организовать Фонд "Открытое общество" в России. В каждой квартире за накрытым столом с чаем, вареньем, конфетами и бутербродами с сыром он рассказывал о методах работы предлагаемого им фонда, опробованных в Венгрии.
Он объяснял, что заинтересован в поддержке проектов, предлагаемых независимо мыслящими людьми, которые не смогли получить поддержку своих идей из официальных источников. Он думал не о революционной деятельности, а о деятельности, направленной на расширение границ возможного. Он собирался поддерживать создание новых словарей национальных языков, реставрацию икон и религиозных полотен, публикацию книг, которые не удовлетворили требованиям цензуры, проведение исследований по проблеме прав человека, поездки и стажировки на западе для молодежи и независимо мыслящих людей, для которых такие мероприятия были в то время трудноосуществимы.
Он объяснял, что планирует создать Совет для отбора поддерживаемых проектов, который был бы наполовину сформирован из выбранных им кандидатур и наполовину - из людей, предложенных Советским правительством. Он говорил, что финансироваться будут любые проекты, поддержанные большинством голосов Совета. Если же проект не получил одобрения большинства, он будет отклонен. Таким образом, подчеркивал он, любая половина совета сможет наложить вето на проект, который она сочтет неприемлемым.
В заключение своей речи Джордж Сорос говорил, что намерен вложить миллион долларов в это мероприятие в России, но сначала хотел бы узнать мнение заинтересованных людей, стоит ли овчинка выделки. Описывая состояние советского общества, он использовал образ трупа и, разговаривая с людьми, задавал им вопрос, можно ли вдохнуть жизнь в труп гражданского общества тщательным применением финансовых ресурсов.
Напоследок господин Сорос оставил встречу с самым важным диссидентом - Андреем Дмитриевичем Сахаровым, которому только недавно разрешили вернуться в Москву из ссылки в Горьком. Андрей Дмитриевич внимательно выслушал Сороса и задал несколько вопросов о методах работы предлагаемого фонда. Как и все, с кем мы встречались, он нашел идею Джорджа Сороса интересной, но в конце сказал, что, по его мнению, в России она не осуществима. В других странах Советского блока - возможно, но не в России. Здесь те, кто находится у руля, знают слишком много способов прикарманивания денег. Сахаров считал, что они найдут способы саботировать любую систему, даже ту, которая создана из самых лучших побуждений и организована самым тщательным образом. Советское правительство не поддержит финансирование ничего, кроме деятельности, контролируемой партией. Сахаров даже описал, как такой саботаж может быть осуществлен.
Господин Сорос поблагодарил Андрея Дмитриевича за его искренность и толковый анализ риска работы внутри Советской системы, но сказал, что намерен продолжать независимо от возможных препятствий. Он повторил, что его цель - внести вклад в открытие советского общества и уверил Сахарова, что так или иначе он победит.
"Если мой эксперимент сработает и послужит развитию открытого общества в России хоть на йоту, моя цель будет достигнута. Если мой эксперимент провалится, я верну свои деньги. Так что же я теряю?"
Эксперимент Джорджа Сороса, начатый по возвращению из Москвы, не обошелся без острых углов, но, безусловно, его филантропическая деятельность помогла запустить позитивные изменения в России. Пройдет еще много лет до того, как можно будет точно оценить вклад его фонда в развитие гражданского общества в бывшем Советском Союзе, но я рада, что была свидетелем того, как его идея претворяется в жизнь.
Опыт, полученный мной тогда, несомненно помог обрести форму и моим собственным идеям, когда ИСАР начал работать с активистами экологического движения бывшего Советского Союза. Мне очень хотелось, чтобы ИСАР тоже смог организовать программу малых грантов для местных НКО, которая бы поддержала людей, делающих интересные экологические проекты. Мы так и сделали, и обнаружили, что многие, кого мы поддержали, смогли добиться значительных результатов, используя даже те небольшие средства, которые выделял ИСАР.
И сейчас у меня нет сомнений в том, что гражданское общество в России не было мертвым, как подозревал господин Сорос, а просто спало.