В лесах начали появляться незваные гости - генетически измененные деревья
С некоторых пор биотехнологические корпорации, похоже, сделали генетическое "улучшение" всего на свете некой самоцелью. Это ощущение особенно усилилось после того, как голландские ученые вывели генетически модифицированную марихуану, кайф от которой, говорят, в сто раз круче, чем от обычной. Все это выглядит, в общем-то, вполне логичным завершением попыток "облагодетельствовать" человечество так называемой "новой пищей", в основе которых лежат отнюдь не благородные устремления, а в чистом виде коммерческие интересы.
К сожалению для биотехнологических корпораций, это стали очень хорошо понимать и сами объекты благодеяний. Потребители в Западной Европе, да и в США - родине коммерческих ГМ-культур - решительно отказываются от трансгенной пищи, которую вытесняет с прилавков продукция, выращенная по стандартам органического земледелия. В этой ситуации производители "чудес науки", не желая терять прибыли, переносят свои капиталы в другие отрасли. Одна из таких отраслей - лесоводство.
С 1988 года проведено уже 116 официально зарегистрированных полевых испытаний трансгенных деревьев. Среди генетически модифицированных видов - яблоня, банан, береза, каштан, персик, вяз, груша, сосна, слива, грецкий орех. Лидером по количеству испытаний являются США (70), за которыми с большим отрывом следует Великобритания (5). Резкий рост таких испытаний наметился с 1995 года, когда начало увеличиваться и количество стран, желающих посадить на своей территории ГМ-деревья. Это вызывает обоснованную тревогу экологов, поскольку если в Северной Америке и странах Евросоюза за испытаниями ведется хоть какой-то контроль со стороны правительственных органов и академических институтов, то в Азии и Латинской Америке выращивание трансгенных деревьев отдано на откуп частному сектору, и эти мутанты стремительно оккупируют территории Чили, Бразилии, Индонезии и Китая, причем в отношении последнего вообще невозможно получить какую-либо статистическую информацию, проливающую свет на успехи ветвистых "захватчиков".
Основные коммерческие интересы производителей трансгенных деревьев (крупнейшими среди которых являются акционерные общества Fletcher Challenge Forests, Monfori Nusantra и GenFor SA) - это создание видов с пониженным содержанием лигнина, с ускоренным ростом и с устойчивостью к арборицидам и вредителям леса. В создании низколигнинных деревьев заинтересована целлюлозно-бумажная промышленность, так как лигнин, который составляет 15-35% от сухого вещества в древесине является основным "стройматериалом" для клеточных стенок, при производстве бумаги - "лишний" компонент, и его удаление - дорогостоящий и экологически опасный процесс.
Быстрорастущие деревья интересны для корпораций с той точки зрения, что они позволяют производить большее количество древесины на меньших площадях. Что касается деревьев с устойчивостью к арборицидам сплошного действия (таким как тот же Roundup) и насекомым, то выгоды ТНК здесь очевидны, особенно в первом случае, когда появляется возможность резко увеличить продажи собственных химикатов.
Однако также очевидно, что подобное вмешательство в экосистемы не может пройти без последствий. Действительно, трансгенные виды можно считать однозначно полезными, только если рассматривать лес как набор стоящих бревен. В противном случае становится понятно, что леса, вырабатывающие токсины, которые уничтожают вредных с точки зрения лесозаготовителей насекомых, а тем более леса, в которых "нецелевые" виды просто убивают химикатами, невозможно использовать комплексно - например, для охоты, сбора грибов и ягод или отдыха. Фактически такие леса превращаются в безжизненные зоны, в которых не растут деревья, а произрастает сырье. Подобная практика неизбежно нанесет очень чувствительный удар по традиционному лесопользованию коренных народов, особенно проживающих в тропиках.
Есть опасности и менее очевидные. Например, те же быстрорастущие деревья (ускорение роста которых, кстати, достигается за счет уменьшения количества побегов, замедления процессов цветения и созревания плодов), позволяющие, по мнению корпораций, сократить использование земель для выращивания древесины, "отыгрываются" на другом. Для своего роста они требуют больше воды и питательных веществ, которые их корни усиленно высасывают из почвы. В результате запускается механизм эрозионных процессов, а структура плодородного слоя полностью нарушается.
На примере же низколигнинных деревьев абсурдность попыток вмешательства в природные процессы проявляется наиболее рельефно. Дело в том, что уменьшение количества этого материала, укрепляющего клеточные стенки, делает дерево во много раз более уязвимым к болезням и насекомым, что требует использования большого количества пестицидов. Таким образом, в случае окончательной победы "деревянных" биотехнологов мы сможем наблюдать парадоксальную картину, когда в одном из лесов будут расти деревья, убивающие почти всех паразитов (а заодно и остальных живых существ), а в другом, по соседству, будут тоннами разбрызгивать какой-нибудь арборицид (частично сэкономленный на первом лесе), чтобы несчастные ослабленные деревья с малым содержанием лигнина смогли хоть как-то дожить до того радостного момента, когда их наконец срубят и отвезут на ближайший целлюлозно-бумажный комбинат.
К опасностям, исходящим от конкретных видов ГМ-деревьев, добавляются еще и опасности, характерные для всех модифицированных видов, которые в лесном секторе приобретают просто угрожающие масштабы. Так, пыльца трансгенной сосны может переноситься ветром на расстояние до 600 километров. Можно себе представить, какие результаты даст перекрестное опыление с участием, допустим, низколигнинного вида! Итогом его может стать захват целого континента деревьями-доходягами. Тем более что и в экспериментах с деревьями случаются "ошибки". К примеру, выращенные в Германии ГМ-тополя не должны были цвести, что позволило бы избежать генетического загрязнения. Однако они все же зацвели, повергнув в глубокое уныние своих создателей. В этом случае побочный эффект оказался явным. Но ведь существуют еще и так называемые "спящие" гены, действие которых может проявиться в результате воздействия каких-то особых факторов через несколько десятков лет, когда остановить запущенный механизм будет уже невозможно.
(Экосводка ЦКИ СоЭС 27.6.00)